Диаклуб: Доктор орлов

Юрию Орлову 26 лет. Медицинское образование он получил в Сургуте. Специалист по УЗИ. Работает в ЭНЦе врачом и одновременно в ММА им. И.М.Сеченова, готовится к защите диссертации, тема которой чрезвычайно актуальна — «Самоконтроль уровня гликемии у больных инсулинозависимым СД и оценка его эффективности — медицинской, социальной и экономической». Он женат, его сыну недавно исполнился год. И ещё: у самого Юрия Юрьевича диабет типа 1.
Знакомство с доктором Орловым, как нам кажется, интересно и полезно для наших читателей. Мы попросили его рассказать о себе и своей работе. Ему и слово.
- Наша семья жила в Сургуте. Этот город теперь известен, а в ту пору мало кто его знал. Родился-то я в Ленинграде, как теперь говорят, питерский. У меня и папа оттуда, там получил образование (он энергетик), работал, потом женился, появился я. Но родители вынуждены были уехать на Север — тогда многие так делали — на заработки.
Диабетом я заболел в переходном возрасте, мне было 12 лет. И знаете, что интересно, месяца за три до этого я смотрел в кино какой-то классический американский боевик про хороших и плохих (название не помню). Но там была одна немаловажная деталь: один брат спасал другого, и тот, кого он спасал, был диабетиком. Несмотря на то, что это был просто боевик, в нём показывалось и очень подробно, как сложно жить с диабетом, как молодой человек, похищённый и находящийся в плену, справлялся со своей болезнью. Хорошо помню, что я тогда подумал: а вот если бы я так болел и попал в подобную ситуацию, чтобы я тогда делал?
Поневоле начнёшь верить в предчувствие. Потому что буквально через полтора месяца у меня появились классические симптомы: жажда, сухость во рту, сонливость, я мог спать по 12-14 часов в день, и даже по 16. Мама сразу заподозрила, в чём причина, и повела меня к эндокринологу измерять уровень сахара крови.
Я всегда знал, что у моей мамы в отношении меня есть какое-то шестое чувство, особая интуиция что ли. Как только она заметила первые симптомы, сразу стала изучать медицинскую литературу, популярную, конечно, просто углубилась в неё. И ведя меня к врачу, почти не сомневалась в диагнозе. А ведь тогда в 90-х сахарный диабет устанавливали чаще всего, когда ребёнок уже практически впадал в кому. На ранней стадии его почти не диагностировали, во всяком случае в Сибири. А меня мама привела сама. И сахар оказался 18,7. Должен сказать, что она в детстве мечтала стать врачом, но стала…авиадиспетчером. И папа интересовался медициной. Но образование получил техническое. Возможно, в какой-то степени это и предопределило в дальнейшем моё поступление в медицинский вуз.
Дальше всё было просто. Меня госпитализировали (это был единственный случай, когда я лежал в больнице), обследовали, назначили инсулин. И знаете, мне очень повезло. Незадолго до этого в Сургуте образовалось диабетическое общество, которому я должен сказать огромное спасибо. Его возглавляла очень активная женщина. Общественную работу она вела вместе с мужем — как догадываетесь, у них был больной ребёнок. Благодаря их активности в Сургуте каждый ребёнок уже имел свой персональный глюкометр. И — что очень важно — маленькие диабетики получили и шприц-ручки. А руководители нашего общества смогли убедить Департамент здравоохранения города в необходимости закупать инсулин в специальных картриджах (патрончиках) для этих шприц-ручек. Так что мы были хорошо обеспечены. И это позволяло контролировать сахарный диабет на высоком уровне. К тому же в 1996 году в Сургуте как раз открылся Диагностический центр при одной из муниципальных клиник, закупили специальное оборудование и там впервые стало возможно делать анализ крови на гликированный гемоглобин.
В течение первых пяти лет уровень сахара выше 5,5-6 у меня не поднимался. Лаборанты, которые не знали, что у меня СД, на моих анализах ставили печать «норма», то есть фактически никакого диабета у меня как бы и не было. А сейчас многие эндокринологи считают: если в течение первых пяти лет заболевший подросток очень хорошо контролирует свой сахар, гликемия не повышается, то дальнейшее течение СД в разы отличается в лучшую сторону от тех случаев, когда углеводный обмен с самого начала контролировался плохо.
И ещё раз хочу сказать о том, как велика здесь роль родителей. Они очень поддерживали меня. Мама усиленно продолжала своё образование. Пропустив через себя всю информацию, которая появлялась по диабету, отсеяв лишнее, она внушала мне главное, причём внушала очень ненавязчиво (командный тон с подростками приводит к обратному результату, мама это знала). Она никогда не говорила: это нельзя. Она говорила: вот это плохо, а вот это хорошо. Благодаря ей я на самом начальном этапе болезни привык сам себя контролировать, считать хлебные единицы, можно сказать, «считать» свой сахарный диабет. И уже тогда я совсем не воспринимал его как болезнь.
Мне опять повезло, у меня был очень хороший детский эндокринолог. Совсем ещё молодая женщина, но очень грамотный доктор. Она (как и я потом) заканчивала ординатуру и прошла двухлетнюю специализацию по эндокринологии в Москве в методологическом научном центре.
Так вот, через год благодаря ей (она интересовалась всем новым, поддерживала связи с коллегами за рубежом) мне удалось съездить в США. Вы наверняка слышали об американском докторе Сэме, энтузиасте обменов между странами, который организовывал, да и сейчас организовывает, лагеря для подростков-диабетиков. Наши ребята ездили в США, американские приезжали к нам. И все мы учились слушать и слышать друг друга, мы учились дружить, занимались вместе спортом, проходили «школу диабета». И именно от доктора Сэма я впервые услышал о том, что диабет не болезнь, а просто образ жизни. Мне очень понравилась эта идея.
Конечно, для большинства россиян, имеющих сахарный диабет, тогда она казалась странной. В то время в большинстве регионов в распоряжении диабетиков в лучшем случае были одноразовые шприцы, а кое-где сохранялись и обычные стеклянные, которые постоянно нужно кипятить, которые лопаются. Где-то не хватало качественного инсулина, где-то использовался инсулин, произведённый на старых советских заводах, случались перебои даже с поставками этого инсулина. Со временем ситуация выправлялась. И постепенно — на это, правда, ушли годы — шприцы почти везде заменили шприц-ручки, что позволило перевести большую часть пациентов, в первую очередь детей, с традиционной схемы инсулинотерапии, которая была принята в Советском Союзе и сохранялась потом в России, на более гибкую, интенсифицированную — она уже давно была принята на Западе.
Что это значит? В прежней схеме лежала чёткая привязка к определённому времени, инсулин колется три раза в день, утром, днем и вечером, как бы в завтрак, обед и ужин. Шприц-ручки же дали возможность человеку подкалываться именно тогда, когда он принимает пищу, что в общем более физиологично и, главное, даёт ему больше свободы, он не связан больше с трёхразовым питанием, что особенно важно для непоседливого юного поколения — по себе знаю.
Десятый, одиннадцатый класс были очень тяжёлыми. При традиционной терапии я бы многое из того, что сделал тогда, не успел. Я учился в языковой школе, изучал английский, занимался в тренажёрном зале, ходил на дополнительные курсы в университет, так как готовился к поступлению. Словом, дни у меня были полностью загружены с утра до вечера. Но благодаря новой схеме инсулинотерапии, наличию современных средств самоконтроля, правильному питанию мне удавалось ничем, абсолютно ничем не отличаться от своих сверстников и даже успевать больше других. Единственная разница была в том, что я делал подколки, а они нет. Ел меньше сладкого. Но это совершенно не смущало ни меня, ни моих друзей. Я никогда не стеснялся своего диабета, никогда его не скрывал.
Выпускные и вступительные экзамены сдал нормально и поступил в университет на медицинский факультет. У нас в Сургуте очень сильная школа, так как фактически к нам переехал после распада СССР весь преподавательский состав Карагандинского медицинского института. Наши педагоги старались передать нам всё лучшее из того, чем была знаменита старая русская врачебная школа.
Я до сих пор с благодарностью вспоминаю одного из наших учителей-терапевтов, который всегда говорил: несмотря на большое количество компьютерной диагностики, никогда не забывайте о важности личного осмотра, научитесь пальпировать, помните, это совсем непросто, расспрашивайте, расспрашивайте пациентов, иначе вы не составите правильный анамнез.
Всё это очень помогло мне, когда я продолжил обучение в ординатуре уже в Москве, которую посчастливилось проходить в ЭНЦ. После её окончания мне предложили пройти там специализацию по ультразвуковой диагностике, а потом и работу в Центре. Как вы понимаете, это было предложение, от которого невозможно было отказаться.

Записали Наталия Смирнова,
Софья Старцева
(О диссертации, над которой работает доктор Орлов, мы расскажем в следующем номере)

Оригинал статьи можно найти на Официальном сайте газеты ДиаНовости