Диаклуб: Завтра будет лучше!

Когда на лекции в больнице МПС Эмма Анатольевна Войчик приводила примеры из жизни
диабетиков, мне просто не верилось, что такое бывает.

Например, одна женщина ходила с кнопкой в подошве и не чувствовала ее, пока не началось воспаление и нагноение, которое могло привести к заражению крови, если бы не схватились вовремя. Нечувствительность стопы, диабетическая стопа, нейропатия — эти слова пришлось вспомнить мне в этом году, когда со мною приключилась беда.
Начиналось все, как у этой женщины — в стопу вонзилось стекло, острый кусок разбитого стакана проколол сначала войлочный тапочек, а потом и стопу. Отверстие было с булавочную головку, но мы его не заметили даже, когда делали педикюр. Стекло довольно долго находилось в ноге, потом его, видимо, отторгла ткань, и оно исчезло так же, как и вошло, т.е. незаметно, а дырка от него осталась.
Сначала я ничего не чувствовала, потом какой-то дискомфорт, потом неудобство при ходьбе и танцах, которые мне пришлось исполнять несколько раз подряд. Было больно немного, но в возбуждении, которое у меня всегда вызывает танец, я не обратила внимания на эту боль. Танцевать приходилось много, т.к. именно в этот период мне сделали предложение играть в спектакле роль танцующей женщины. Я впервые увидела в домашнем тапочке засохшую кровь. Что это? — подумала я, и опять забыла принять меры. А вредные микробы тем временем делают свое дело — они размножаются, нога нарывает, пальцы распухают, превращаются в две сосиски, уже сваренные, т.е. толстые. Ходить становится больно, танцевать невозможно, в ботинки нога не влезает, приходится ходить в больших галошах. Но я упорно хожу на репетиции и вызываю, наконец, хирурга на дом. Он объявляет мне — флегмона и велит делать солевые ванночки.
Наконец, я понимаю, что дело ванночками не кончится и на репетиции говорю режиссеру, что у меня проблема с ногой, мне нужна неделя, т.к. я ложусь в больницу. "Скорая" увозит меня в 51-ю городскую больницу, что на Филевской улице.
Ночь проходит в страхе перед операцией — с 1980 года, когда мне вырезали желчный пузырь, меня не резали, поэтому фантазия разыгрывается не на шутку.
…В коридоре гремит каталка — приехали за мной, взгромождаюсь на нее и, проехав коридор, въезжаю в операционную — светло, тепло и мухи не кусают…
Быстро измеряют давление — 190 и отправляют назад снижать давление.
Снова каталка, коридор, палата. Дело в том, что врач-анестезиолог безапелляционно заявляет:
- Я не дам свои препараты, больная не готова к операции, делайте все, чтобы снизить давление! Не есть, не пить! Ясно? Увозите больную!
В 13 часов мой вояж в операционную повторился, на этот раз все было, как надо, только на просьбу врачей считать до десяти, я ответила, что буду читать стихи Марины Цветаевой.
- Пожалуйста, — разрешили мне врачи, и я начала:
"Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали, настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли…"
Я читала, а в это время в одну руку в вену кололи, другую руку держали и тоже что-то там колдовали над ней, а хирург пристроился на стуле в ногах, и я почувствовала, как он сделал первый надрез. Было не больно, и какие-то красные круги перед глазами плавали. Я не знаю, как долго шла операция, только почувствовала, что быстро везут меня на каталке, сбросили с простыней на кровать — "Просыпайтесь! Вы в палате, отдыхайте!"
Палата у меня хорошая, я в ней была одна, врачи хорошие, сестры внимательные. Ура! Жить Можно!
Больница меняет сразу устоявшийся образ жизни, режим, которому нужно подчиняться — в 7 подъем, анализы, процедуры, перевязки каждый день. Чтобы не впасть в отчаяние, надо создать новую установку. У меня родилось короткое: "Завтра буде лучше!"
И все. Сказала. Поверила. Подействовало.
Оптимизма мне не занимать — шучу, юморю, кокетничаю с врачами-мужчинами, это помогает преодолеть боли и тяготы больничной жизни.
В 51-ю больницу везут всех, у кого случилось гнойное воспаление, отделение на 3-ем этаже так и называется — гнойная хирургия. Бомжи занимают кровати и лежат только в коридоре — и мужчины, и женщины. У многих из них гангрена, черные ноги виднеются из-под простыни. Очень страшно!
У меня перевязка не болезненная, меняют бинты, делают новую повязку с йодопероном, чтобы быстрее заживала рана.
- Неужели это может когда-нибудь зарасти? — спрашиваю я врачей, видя свою рассеченную надвое стопу от пятки до пальцев. Ужас!
- Еще не такое заживает, — весело отвечают врачи.
У них идет непрекращаемый поток, по 6-7 операций в день. И днем, и ночью режут и режут. Хирурги удивительные люди — как легко говорят они об операциях.
Каждый раз, готовясь к перевязке, я делала макияж и выходила в коридор, Бомжиха, лежащая напротив моей палаты, удивлялась:
- Вы и в больнице краситесь? А зачем?
- Чтобы понравиться доктору.
- А зачем?
- Чтобы быстрее выздороветь.
- А разве это помогает?
- А как же, настроение поднимается, а это уже залог успеха.
Прошло несколько дней после операции, двери моей палаты не закрывались — друзья, подруги, поклонники, знакомые, все активизировались — ищут, несут, общаются и не уходят. Но зато уходит много энергии и только после отбоя отдыхаешь. Как приятно сознавать, что не одна ты на свете и всем нужна, и все тебя любят. В больнице это особенно важно, и великое изобретение века — сотовая связь — очень помогает.
Я торопила врачей:
- Когда выпишут? Мы дома долечимся. Меня ждет целый творческий коллектив, у нас прогон, премьера нового спектакля…
И скоро мне дали выписку, велели каждый день делать перевязку самой. Галоши, которые были разрисованы художницей Мариной Звягинцевой, 45-го размера, теперь особенно пригодились. Я и пришлепала в них на репетицию:
- Ну как, с болезнями покончено? — строго глянув на меня, сказал Стас Садальский, который играл главную роль стоматолога в спектакле "Развод по-московски".
- Надеюсь, — сказала я неуверенно, потому что заметила на бинте серое пятно, что означало выделение гноя. Значит, нога еще не заживала.
Кроме спектакля у меня приближалась дата моего творческого вечера в Центральном Доме Журналиста, который я не собиралась отменять. Делая в очередной раз перевязку, я видела, к чему идет дело — к больнице, но вечер уже был завтра, и я вышла на сцену в галошах. Пела, даже танцевала на радость зрителей, получила массу аплодисментов и цветов и устроила домашний банкет. Все пили, пели, веселились, а я лежала на кровати и ждала пока уйдут гости, чтобы вызвать "Скорую".
…Ночная Москва огнями светит в окно машины, на душе и привольно и весело, т.к. еду с чувством выполненного долга — вечер провела, никого не подвела, вот только что сказать Стасу Садальскому и самой надо подумать, смогу ли я играть.
Все повторяется — прием врача, подпись о том, что не возражаю против операции, палата, утром операция, снова читаю Цветаеву, повторяю ту же установку — завтра будет лучше. Та же палата, только в коридоре начался ремонт без выселения больных — пыль, грохот, грязь и все в гнойной хирургии. Чудно! И стыдно! Врачам приходится работать в очень сложных условиях, а о больных и говорить нечего. Деньги! Надо экономить, поэтому отделение не закрывают, а делают долгий вялотекущий ремонт.
Ходячих больных выписывают — всем устраивают ускоренный режим. Процесс заживления идет хорошо, т.к. проходимость сосудов у меня хорошая — выяснилось на УЗИ. Поэтому на шестой день после операции я уже дома, но быстро ходить я не могу, и,трезво оценив обстановку, я отказываюсь от участия в спектакле. Снова жизнь захватывает меня, готовлюсь к новому уже юбилейному вечеру: "Семь ноль в мою пользу", репетирую, организую, волнуюсь и выхожу снова на сцену, правда, все еще в галошах. Счастлива от того, что не отступила.
Думала, что на этом все закончится, но в мае уже в третий раз попадаю в свою, уже ставшую родной, 51-ю больницу на третью операцию. Только теперь уже в общую палату. В палате шесть человек и все тяжелые, послеоперационные. Разговоры только о болезнях, подробности ужасающие, отсутствие юмора меня просто удручает.
Конечно, я не могу с этим смириться, поэтому и начинаю проводить свои "Уроки оптимизма". Скоро все понимают, что надо себя сдерживать, не грузить своими болячками других и принять мою установку "Завтра будет лучше".
В конце концов, я стала лидером в палате, и жить стало светлее и легче.
В третий раз я уже не спешила домой, отдавшись врачам в их руки. Ходила по коридорам через провода и грязь в дальний общий туалет, принимала таблетки и уколы, пыталась снизить сахар, т.к. он зашкаливал за 15 ммоль/л.
В общем, жизнь шла своим чередом, спектакль сдали без меня, мою роль сыграла Руслана Писанка. Дело шло на поправку и однажды, узнав о выписке, я попросила, чтобы принесли мне из дома "Шампанское" и шоколадные наборы, чтобы поблагодарить всех.
Прошло полгода, рана зажила, стопа приобрела прежнюю форму, только стала немного деревянной по ощущению. Сходила в кабинет диабетической стопы, сделала ботинки на заказ, ночью надеваю войлочные ботиночки и в них сплю, т.к. нога мерзнет. Но ничего, жить можно. Все можно пережить, если завтра будет лучше.

P.S. Недавно позвонил Стас Садальский:
- Ты не хочешь сыграть в нашем спектакле? — спрашивает он меня. — Пора уж!
- Подумаю, — отвечаю я. — Сначала хочу посмотреть, что у вас получилось.
- Приходи! Билеты тебе оставлю! Будем ждать! Пока!

Лидия Иванова

Оригинал статьи можно найти на Официальном сайте газеты ДиаНовости