Диамама: Нежданное вмешательство аиста

В феврале прошлого года я строила большие планы на лето и будущую осень, когда дочке
Яне исполнится 3 года и ее возьмут в детский сад. Нужно было, во-первых, отдохнуть —
хотя бы неделю, впервые за эти три года; во-вторых, закончить и издать, наконец, книгу
своей мечты; в третьих, вернуться в мир взрослых людей!..

Но в начале марта у меня появились страшные подозрения, которые я поначалу отметала под девизом "этого не может быть никогда!". Тем не менее, мне пришлось купить тест на беременность — просто так, на всякий случай, чтобы убедится, что это не "оно"! И когда на следующее утро он показал две полоски, я все еще отказывалась верить. Я ведь предохранялась, была убеждена, что если женщина серьезно относится к этому вопросу, то все будет по плану. Кроме того, это было несправедливо "свыше": я только что стала приходить в себя после длительной послеродовой депрессии, только недавно соседи перестали ужасаться моему истощенному виду.
Дело в том, что Яна, едва родившись, попала в детскую реанимацию, очень далеко от роддома, в котором осталась я. Потом были поездки рано утром к ней в больницу, где она лежала среди таких же крошечных новорожденных и где мне все время приходилось оставлять ее и уезжать домой. Такое испытание не проходит бесследно для психики. В итоге я почти не спала в течение восьми месяцев: боялась уснуть. А это в сочетании с высокой нагрузкой, диабетом и постоянной тревогой за ребенка может довести человека до дистрофии. После двух лет тревога стала проходить, у меня появилось ощущение покоя и радости. И вот...
Я пошла на УЗИ. Врач сначала не видела ничего подозрительного на мониторе, и я вздохнула с облегчением. Но потом — "А, вот вижу. Да, есть беременность, просто срок очень маленький, недели 2-3. Но, к сожалению, она у вас уже самопроизвольно прерывается. Отслойка хориона". — "Что это значит? " — спросила я. "Значит — началось самопроизвольное прерывание беременности, иначе говоря — выкидыш".

Я была в полном смятении. Наверное, это и хорошо, что самопроизвольное. Значит, все будет так, как я хотела — спокойная, свободная жизнь. Врач что-то написала и подала мне: "Это направление на госпитализацию, и не затягивай с этим". — "Зачем?" — испугалась я. "Надо делать "чистку". Я едва не упала в обморок. "Какую чистку? Оно же... самопроизвольное!" — "Правильно. И если не прервать беременность хирургическим путем, может быть сильное кровотечение". — "Может быть, она сама прервется и вся выйдет?" — спросила я заплетающимся языком. "К сожалению, нет".
Я была в ужасе: ложиться в больницу на операцию! Как же я могла оказаться в таком положении! Кроме всего прочего, мне совсем не хотелось ложиться в Долгопрудненскую больницу — я бывала в этом стационаре в качестве сопровождающей, и там было плохо, очень плохо; хуже, наверное, была только мрачная инфекционная больница № 13 в Омске, куда я попала в 1987 году... Смрад, темнота, нищета и почти полное отсутствие врачей...
Взяв себя в руки, я позвонила врачу-эндокринологу Наталье Арбатской, которая вела мою прошлую беременность. Раз уж нельзя обойтись без этого "прерывания" — нельзя ли хотя бы сделать его в роддоме 1-ой Градской больницы, где врачи знают, что такое диабет. Оказалось, что нельзя — на прерывание там не принимают. Но я узнала координаты хорошего медицинского центра в Москве, где можно было сделать все в нормальных условиях.

Я поехала туда на следующее утро. Меня знобило от стресса, в голове вертелось слово "кровотечение" ... Медицинский центр мне понравился: чисто, красиво, сотрудники улыбаются и успокаивают. Но как только врач услышала, что у меня диабет, она перестала заполнять мою карту и сурово посоветовала мне обратиться все же в местный стационар. "У нас нет условий для того, чтобы обеспечить Вам необходимый уход, — сказала она. — Почему Вы сразу не сказали, что у Вас чума?" Нет, она, конечно, сказала "диабет", но прозвучало это именно так.
Я вернулась домой, собрала вещи и пошла в приемную нашей больницы — она находится как раз напротив моего дома. Мужу пришлось взять отпуск за свой счет на несколько дней. Я попрощалась с малышкой и пошла за нянечкой куда-то наверх по темной лестнице. Отделение гинекологии было на ремонте. И все же оно работало: в коридоре в тумане строительной пыли рабочие долбили стены, а в палатах лежали пациентки, и врачи оперировали в операционной. Впрочем, в палате, куда меня определили, было уже чисто и тихо. Врач Т.М. спокойно объяснила мне, что ничего страшного со мной не сделают, сама операция занимает минут пять, в течение которых я буду спать, а потом мне надо будет дня три полежать в отделении для наблюдения за мной.
Я смирилась, только попросилась уходить на ночь домой, потому что у меня маленький ребенок — мне разрешили. В тот же час меня отправили на УЗИ. Я удивилась — ведь мне делали его только вчера, но Т.М. сказала, что надо посмотреть на здешнем аппарате. Я поднялась на седьмой этаж и засела в очереди. Спустя полтора часа меня приняла врач Мишина. Она стала смотреть меня прибором и удовлетворенно кивать головой — очевидно, ей нравилось то, что она видела. "Да, беременность 3 недели, — говорила она, — все хорошо, развивается соответственно сроку... А с чем Вас положили?" — "Сказали, "самопроизвольное прерывание, отслойка хориона". — "Вот как? Нет, я не вижу ничего похожего, хорион на месте, вот, можете сами посмотреть, никакой отслойки и прерывания нет. Вы хотите сохранить беременность?" — "Да!" — сказала я.
Нет, конечно, я не хотела снова становиться мамой, но прерывание было для меня хуже всего, и я необычайно обрадовалась, услышав, что все в порядке. Тут врач взглянула в мою карту и резко изменилась в лице. "У Вас же чума! — воскликнула она. — Почему Вы мне не сказали?" Я пожала плечами: "В карте все написано, а Вы не спрашивали". Я оделась и собралась уходить. Но врач Мишина с неожиданным идеологическим напором стала читать мне лекцию. Она сказала, в том числе, что я не должна рисковать собой и ребенком, что диабет — это очень серьезная болезнь (надо же — а я и не подозревала), что я ослепну, а то и умру, а моя дочь останется сиротой — неужели мне ее не жалко. "Я против абортов, — добавила она твердо, — но в Вашей ситуации это единственный выход".

Я молча выслушала ее и так же молча ушла. С этого момента мое сознание стало раздваиваться: то я приходила в ужас от перспективы опять пережить токсикоз и кесарево сечение и говорила себе, что нормальная женщина не стала бы сохранять эту беременность, но в следующую минуту я уже представляла себе маленького человечка, который у меня родится, и чувствовала прилив вдохновения. И так продолжалось бесконечно.

В палате лежало пять молодых беременных женщин с "угрозой". Оказавшись среди них, среди их разговоров о тошноте, витаминах и ремонте "детской", я остановилась на радостном ощущении своего интересного положения. Разум временно уснул и не мешал мне быть беременной. Тут в палату привели женщину из операционной — ей только что сделали аборт. Две медсестры вели ее под руки, она была зеленовато-бледной и порывалась упасть. Ее положили на кровать, укрыли одеялом и оставили стонать в полубессознательном состоянии. Девушки в палате затаились. Спустя час привели еще одну, после обеда еще одну. Мне совсем не хотелось оказаться на месте этих несчастных. Впрочем, уже через полчаса они отходили от наркоза, а часа через два уже одевались, прощались и уходили по свои делам. И вовсе не выглядели несчастными!

Когда я пришла домой, меня опять стали одолевать приступы отчаяния перед лицом новой беременности, кесарева, возможных осложнений, ухода за маленьким ребенком... Я чувствовала себя жертвой и изо всех сил сопротивлялась этому. Пять минут — и полная свобода! — говорила я себе. Но внутренний голос усмехался мне в ответ: "Сама же знаешь, что не сделаешь этого". Меж тем, наутро врач Т.М. ждала меня натощак, с оплаченной квитанцией за наркоз и пообещала разделаться со мной в первую очередь, чтобы я не ходила голодной и без укола инсулина.

Вечером мои моральные мучения достигли предела. Я снова позвонила Наталье Арбатской и рассказала о своих сомнениях. Единственным весомым для меня аргументом против беремености было то, что я ее не планировала и "сахара" мои в последние три года были далеко не всегда в норме. Но Наталья Юрьевна сказала, что на таком маленьком сроке повышенный сахар крови еще не успел навредить зародышу и если я сейчас же компенсирую диабет, то все будет хорошо. К тому же можно проверить гликированный гемоглобин, сдать анализы, а потом уже принимать решение.
На этом и закончились мои попытки уговорить себя на "прерывание". Серьезных причин "сделать это" больше не осталось. Наконец-то я смогла спокойно уснуть. Кончено, осталось пожалеть себя, даже поплакать над своими будущими страданиями, но можно уснуть без этих душевных метаний.
Утром я позавтракала и пошла в стационар, в ординаторскую. "Принесли квитанцию?" — спросила Т.М. "Нет" — "Идите скорее платите, уже много времени". — "Нет, спасибо. Я отказываюсь от прерывания беременности".

Врач сдержанно сказала, что я сильно рискую, но решать, конечно, мне. Я провела еще три дня в палате с беременными и бледными "прерывальщицами", потом написала расписку, в которой говорилось, что я добровольно отказываюсь от аборта, и выписалась из больницы. В этот день у меня было праздничное настроение: начиналась весна, солнце припекало, а фирма "ЛайфСкэн" как раз в этот день проводила у нас в городе свою акцию. Собрались наш городской эндокринолог Ольга Анохина, главный детский эндокринолог Московской области Инна Иванова, представители "ЛайфСкэн" — люди, которых мне было очень приятно видеть. Они радостно поздравили меня с беременностью и пожелали родить мальчика.
А через неделю у меня начался кошмарный токсикоз…

(Продолжение следует)

Влада Швец

Оригинал статьи можно найти на Официальном сайте газеты ДиаНовости