ДИАТУР: ВПЕЧАТЛЕНИЯ, ЭМОЦИИ...

Я боялась. При всём том, что давно должна была перестать чего бы то ни было бояться, всё-таки сильно и постоянно боялась. Боялась насчёт работы, как бы чего ни дай Бог. Было чувство, что в случае чего я просто лягу и умру. Перестану дышать, потому что у меня фактически на момент отъезда ничего не было. Сейчас я могу себе в этом честно признаться.

Не было любви. В книжках пишут — это как будто убили тебя. Да. Что-то вроде этого, только ещё хуже.

Не видела будущего. Как-то раз, поддавшись общему настроению, открыла наугад страницу подвернувшегося под руку Пушкина. На дурацкий и эфемерный вопрос «что будет?» сборник выдал мне три строчки многоточий. Я так видела и сама, потому что на моих глазах женились мои бывшие молоды люди, на моих глазах у них рождались дети, а мои друзья вели своих в детский сад. Покупали машины и квартиры на родительские деньги и не считали этот чем-то зазорным. Тупые и безграмотные занимали на моих глазах посты. На моих же глазах люди ходили в спортзалы, выучивали финский или китайский. Ездили в Тибет. Всё это каким-то образом проходило мимо меня, и не знала, как это расценивать и что с этим делать в себе.

А потом случилась эта поездка. Быстро и без единой запинки дали визу. Сумма устроила. Время — тоже. Место — тем более.

Во-первых, я очень легко уехала. Без обычной суеты и лихорадки. Налегке. Уже в поезде я что-то такое почувствовала. Я бы сказала так: ощущение волшебства в воздухе. Незримого, но крайне осязаемого. Этого чувства не было очень давно, и появляется оно у меня только тогда, когда в жизни что-то новое.

Поезд прибыл в Москву в половине восьмого утра, и у меня был почти целый день. Я, конечно, в Александровский. Погода, как на заказ, которую больше всего люблю в Москве: морозец, первый иней на траве, скамейках и алых розах на мемориале возле Вечного огня, туманец. Горели уши. Таинственно сидела на скамейке Маргариты и пила из бумажного стаканчика горячий кофе. Сумки бросила еще раньше на Белорусском. Гид собирала нас к трём.

...Низкое небо — хмурилось. Ветерок, влажно. Ноги слегка гудели, устали.

Вокруг кучковались пары, одинокие, молодые, пожилые (мои будущие спутники, соседи, друзья, просто знакомые)… Я тогда, помню, взмолилась вверх, с душой так, чувствуя носком ноги сумку со свитером, зубной щёткой, соком и газетой в поезд: «Господи, как всё надоело! Как я устала одна. Правда, честное пионерское. Ну сделай же уже наконец, чтобы в этой поездке я встретила этого человека. Ну пожалуйста! Ну я прошу тебя, сделай так!» От досады топнула ножкой. Сморщила лоб, почти заплакала. Холодно, блин...

- А Вы в Европу, да?

«Спасибо», подумала я, серьёзно глядя перед собой и вверх на симпатичного, мощного, брюнетистого и зелёноглазого с метр девяносто пять.

А потом мы сели в поезд и поехали в Брест. Надя, маленького роста, но хороший, милый человек с твёрдым характером. Директор по капитальному строительству с Урала. Пожилая, с блестящим юмором, москвичка. Шебутная, с пошловатым говорком главбухша из Тюмени в жутком «леопёрдовом», как говорит одна моя коллега, пальто. Молодожёны.  Ещё молодожёны. Максим, вырвавшийся из-под жениного ока и всю дорогу терявшийся, всегда весело отстававший, бутылочно звенящий и что-то катающий по полу салона, милый. Оксана, моя соседка по номеру в отелях, самый рассудительный человек из всех, кого я когда-либо знала.

Гид сказала в автобусный микрофон, что за пятнадцать лет ни одна группа так быстро не проходила белорусскую и — тем более — польскую границы. Вещи не шмонали, визы на заграны поставили по их мерках молниеносно. Я боялась за инсулины: мало ли, вдруг будут спрашивать, что это и зачем, а куда я без знания польского? Справка от врача с печатями имелась, но а вдруг она тут недействительна?.. Половина инсулинов (нужная на 2 недели доза) была со мной в рюкзаке вместе с глюкометром, запасная доза — между свитерами в сумке, которую предполагалось хранить в грузовом отделении автобуса.

Ничего, пронесло. Мою сумку не открыли.

Дяди в зеленой форме строго смотрели сначала в паспорт, потом нам в лица, проверяя сходство. Открыли вещевые отсеки, посмотрел для проформы (дамы прижали к себе сумочки, в которых покоились колбаса и сырки — в Польшу запрещается ввозить молочные и мясные продукты).

- Ну-с, уважаемы туристы, поздравляю: мы покинули пределы Белоруссии и только что въехали в зону Евросоюза и страну Польшу.

…, ребята, непечатно крикнула я  себе, всё! За границей!! 

Через двести километров мы остановились купить еды. В обмене — Kantor — обменяли евро на злотые. Курс — два к одному. Узнали, что в Польше вкусные плюшки, кофе как у нас, а кошки коротколапкие, толстенькие, очень пушистые и вкрадчиво наглые. Магазин — Sklep, сильно смеялись и издевательски называли моргом. Я, не зная, что делать с этими странными денежками, купила бутылку кефира — без выпендрёжа Kefir, какую-то булочку, минералку и жвачку. Стояли в очереди. Андрей зачем-то купил шесть бутылок воды.

- Зачем тебе столько?

- Пусть будет.

-А-а.

Ну, да. Пусть.

«Умора. А красивый, да».

Аккуратные поля, золотая осень. Кукольные домики. Варшава красива. Ратуша. Монастыри.  Особенно после российский глубинки. Везде по Европе — брусчатка под ногами. Полуузнаваемый язык, шипящий, странноватый, но для ушей приятный. Я, наверно, выучу польский. 

Ужин — перед гостиницей. Суп «журэк» (жулик, жмурик, Жорик — как вариации с нашей стороны): молочный суп-пюре с нарезанной сосиской. Кисловат, но вкусен. Картошка-фри с отбивной. Сок — вполне по-европейски. Отель приличный, семейного типа. Просто, чисто. Самый классный номер был в Люксембурге. Самый тесный — в Париже. Самый уютный — в Белефельде (Германия), куда попали на следующий вечер. Этот крохотный немецкий городок прочно занял первое место в моём рейтинге. Мы приехали хоть и поздно, Оксанка смогла улестить меня и вытащила-таки на ночную прогулку («потом выспимся»). Друзья мои, это ведь нечто...Немцы молодцы. Ordnung во всём. Любовь к своему дому, видная даже в мелких деталях. Очень классная гостиница (после Польши везде выдавали магнитные ключи), а город, город!.. Казалось, выйти на улицу в белых носочках — в таких же белоснежных и вернёшься. Витрины открыты, во весь рост. Не боятся, потому что некого и нечего. Криминальная ситуация самая страшная — если кто-то пискнет штрих-кодом на выходе. Красивейшая церковь, кирпичик к кирпичику: Mariekirche, уходящая в ночное небо. Фонтан в подсветкой, недалеко — округлый мостик через меленькую речушку. Герань на микронных балкончиках. Десять — все по домам. По брусчатке улицы изредка велосипеды. Чтобы здесь жить, надо быть немцем.

В Голландии первым делом нас привезли на сырную фабрику в пригороде Амстердама. Истинно голландские просторы. Белоснежные коровы и овцы. На ушах — бирочки. Перистые облачка — уже понятно становится, что здесь люди живут легко и ни о чём не парятся. Работник фабрики — на чистейшем русском, которым нельзя овладеть ни одному иностранцу — рассказал и показал, как делается настоящий, божественный по вкусу. Головы сыра везде. Купила домой сыра с зернышками горчицы.

Впервые столкнулась с явлением, которое русского человека, впервые выехавшего за границу, ввергает в ступор. Мне все улыбались и здоровались. Просто так.  Потому что это приятно каждому.

Гав!.. — наш водитель-поляк Янек цапнул неожиданно за икру. Засмеялся и спросил по-польски:

- Не испугал, пани?

- Бояться чаще всего, дорогой мой Янек, надо не собак, а людей, — улыбнулась в ответ я. Он понял и задумчиво кивнул.

Амстердам. Номер два в моём негласном списке городов, в которых я хотела бы жить. Город, как Венеция, стоящий на сваях и везде буквально пропитанный водой. Каналы, каналы. Лодки. Море велосипедов. Очень людно, светло, радость в воздухе, и ничего тут ни при чём, не надо.    Множество чернокожих (этим мне потом напомнил Амстердам Париж). Побывали на алмазной фабрике Coster Diamonds — одна из самых известных в мире фирма по огранке алмазов. За нами закрылись двери и включилась сигнализация. Показали, какие бывают алмазы. Я держала в руке камень, стоящий под 250 тысяч евро. Чистейший бриллиант сложной огранки без каких-либо примесей. Улыбнулась: ноль эмоций (дамы удерживались с болезненными выражениями лиц от завистливого обморока), хорошо, что я спокойно отношусь к украшениям... 

Ходили экскурсией с гидом Женей, русской, живущей в Амстердаме. Прелесть что за гид. Архитектура, тонущая в бликах от воды. Монумент мальчику, возле которого разрешено протестовать против всего на свете. Квартал красных фонарей заворожил: туда ходили, когда уже было темно. Жизнь бьёт ключом, но, вопреки притчам, всё размеренно, устоявшееся. Всё красиво и совсем не пошло, это удивило,  как-то успокоило. Это никакие не Содом и Гоморра...

Бельгия понравилась. Да, Гаага хороша, хорош и Брюссель. Сказочен Гент с его замками X века, Брюгге — один из признанных наиболее красивых городов Европы — просто умопомрачителен с его каналами, готическими соборами и открытостью людей. Дух Средневековья...

Я ожидала, что в поездках будет тяжело нормально питаться. А вот и нет. Континентальные завтраки везде были примерно одинаковы: нарезка сыра и колбаски, масло, джемы, какао-кофе-чай-сок на выбор, булочки, фруктовый салат, варёные яйца. Кстати, фруктовый салат прочно вошел в мой рацион по приезде. Обед и ужин — как хотим и где хотим. Кололась там, где это было необходимо. На улицах, в метро, в автобусе. В глаза не бросалось, но и не жалась по углам.

Увидеть Париж и умереть. Он прекрасен ровно настолько, насколько о нём говорят. Франция — не моё, но хуже от этого для меня Париж не стал. Мы там были три дня. Половина моего путевого блокнота исписана Францией. Речь — грассирующая, торопливая. Романтичная донельзя. Все французы, кажется, носят шарфы. Париж был залит солнцем. Дом инвалидов, возле которого суетились чернокожие ребята со связками сувениров («Рэбят! Три по семь [евро]! Давай! Наташа!

Нормально! Капиталисты!»). Добрые, трудолюбивые и тоже в шарфиках. Полосатых. Громада Лувра (у половины туристов фотографии на этом фоне). Стеклянная пирамида у входа. Море народа в наушниках на одно ухо — докричаться своим голосом гиду нереально. Античный зал — Венера Милосская. Джоконда да Винчи. У Гришковца было: «...И вот я стою у этой Моны Лизы и кричу себе: «Ну же, давай, сволочь! Чувствуй! Ты около Неё... — и ничего». Знаете, действительно ничего. Только холод от её взгляда. Где бы ни встал, она смотрит на тебя, небольшая картина на противоположной входу стене в бронированной оправе. Я поёжилась, постояла из уважения к Мастеру пару минут и вышла. 

Ездили в Шантьи — замок династии Конде.  Красота, которая убивает своей роскошью. Рот не закрывался ни у кого на протяжении двух часов, пока там ходили.

Мария Митасова,

Лягушка-Путешественница

Оригинал статьи можно найти на Официальном сайте газеты ДиаНовости