Диагрань: …и будет вам счастье ­

Было время, когда ходила на работу пешком, и занимало это у меня восемь минут. Теперь, обзаведясь к четвертьвековому юбилею квартирой, вынуждена ездить из центра к месту трудовой деятельности на корпоративном автобусе. Вставать теперь приходится не в семь, а в шесть. И домой прихожу не в шесть, а в семь. Зато в автобусе всегда сидишь и видишь, как люди толкутся в общественном транспорте. И тут же мысль: ничего, я тоже так своё поездила…

- Приветствуем работников СМИ! — ребята из отдела по магистральной эксплуатации. Помню, как-то писали с ними статью по итогам балансовой. Неплохие люди, подошли ответственно тогда. Машу в ответ рукой, вызывая лифт. Мне на девятый.

У меня в голове мутно, десятки мыслей стучатся уже, чтобы я их обдумала, и сильно хочется кофе. Четверг, сдача номера. А это значит — вычитка, корректура, подбор фотоснимков, выверка деталей, закачка на носитель и отвоз в типографию. День кончится нескоро. То есть домой — даже не в семь. В холодильнике — кефир, овощи, три яйца и суп. Живём.

Вчера перед сном перебирала во сне события, которые произошли за день. Из крупного — утверждение меня в мае в командировку в Геленджик и рождение большой надежды на полноценный июньский отпуск. Полежу на средиземноморском пляжике… Вспомнила, как сладко катились слезы в кинотеатре от фильма «Москва, я тебя люблю». Смотрела в короткометражках на знакомые дорогие московские уголки — и подкатывала к горлу давняя, неподдельная и огромная любовь к этому городу. Из мелкого — вылезшая в обед «десятка» сахаров неизвестно отчего, СМС-ка безо всякого резона от бывшего молодого человека, соткавшегося из воздуха после четырёх лет не-общения. Почему-то вспомнились севшие в диктофоне батарейки и то, какой классный язык у Шолохова в «Тихом Доне» — как будто кто-то звонко пересыпает гладкие округлые морские камешки. Чего только перед сном не привидится…

- Мария Евгеньевна, здравствуйте. Читал статью Вашу — знаете, мне понравилось. Душевно. Спасибо.

- Ну, Николай Викторович, всё ж таки 65 — не фунт изюму, старались, однако, — вежливо ответила я, подавая руку для рукопожатия. А поседел он, хоть и выглядит хорошо. Вон морщинки возле глаз. Улыбчив, но в то же время строг. Подчинённые, просачиваясь неслышно, дрожат осенним листом. А мне на вопрос что делает счастливым, когда шло интервью, отвечал тогда: «Улыбки внучек». Глаза отчаянно лучились любовью, пищал телефон…

В церкви была на Крещение. Сначала ездили на святой источник, есть в нескольких десятках километров от Саратова один такой. Обустроено, красиво. В лесной обширной низине — и летом, и зимой вода плюс пять. Был солнечный день, и на купели было море народу. Мужчины, женщины, дети, пожилые — все набирали в бутылки освящённой воды и стоически переносили длинную очередь, чтобы окунуться в крещенскую прорубь. Два пахнущих хвоей новеньких сруба — мужской и женский. Заходили по несколько человек. Внутри длинные иглы солнечного света пронзали между брусьев приятный полумрак, выхватывая курящийся клубами воздух от дыханий и тёплых тел. Старались раздеваться максимально быстро, стоя нагими ступнями на мокром льду пола; с молитвой спускались по обледенелым деревянным ступеням в серо-зелёную глубинную ледяную воду. Тут же, как током, сводило холодом тело, но — окунались троекратно и — наверх. Это действительно испытание духа и тела. На мокрых лицах — исступлённые улыбки — «Благодать!». Сердце перехватывало, как на карусели, переполняла какая-то радость, как будто заново родился. Уже в автобусе пили огненный чай из термосов с шиповником… В церкви на службе было уютно-душновато. В глазах поблескивали слёзы — каждый прихожанин был погружен в своё. С икон миролюбиво и в то же время строго глядели лики. Играли друг с другом маленькие детишки, бегая между стоящими службу взрослыми. Голоса чистые. «Иже еси на небесах…». У Николая Чудотворца о плинтус тёрлась, переливчато мурлыча, пушистая белая кошка…

- Маш, привет! На апрельскую конференцию молодых учёных и специалистов записалась? Кадры ждут анкеты сегодня и ещё завтра — и всё. Успеваешь? Ой, извините! — Коллеги одного со мной возраста — из планово-экономического, кажется — полубегом неслись по коридору, чуть не сбив с ног начальника охраны, который не спеша направлялся в курилку. На его крупном, будто из камня высеченном лице заиграла еле заметная улыбка: молодые, всё куда-то спешат.

- Уже отослала. Анкету, тезисы, план доклада, — крикнула я, не стесняясь этой громкости. — Ну вас, производственников. Вечно все призы забираете. А нам, гуманитариям, ничего не остаётся, кроме, как только засветиться пред очами высшего руководства…

Хохотали мне уже с того конца коридора. Толпа, ждавшая лифтов вместе со мной, расцвела смехом, разделяя мою шутку. «Господи, меня все знают. Я знаю всех. Как я их люблю. Какая классная у меня профессия», — неслось в голове и, как всегда в таких случаях, щекотало под скулами и в глазах. Чтоб не заметили, повернулась к часам.

- Пап, а ты приедешь за мной? Точно приедешь? Смотри, я буду помнить, что ты обещал приехать!

Пахло поездной окалиной и осенью.

- Приеду, конечно, приеду!

Мне тогда было десять, и папа потом так и не приехал. Бог не дал мне отца в детстве и юности, зато на работе у меня их несколько. Я так за это благодарна. Зашла в аппаратную — джунгли из шнуров и залежи дисков. Вот они. Один играет любовно чистит телекамеру, другой с видимым удовольствием заваривает чай, при костюме, благоухающий Армани — любит опрятность. «Здорово. Как чего? — сажусь на стул возле окна, морщась и потирая запястья. — Клятвенно обещаю вам завтра снегопад кошмарной силы. Кости ломает».

Это была малюсенькая цифровая «мыльница» с микроскопическим экранчиком. Мне казалось, я покупаю автомобиль-иномарку. Камера стоила баснословных денег, неподъёмно — три с половиной тысячи рублей. Я ежемесячно откладывала на фотоаппарат из своей «красной» повышенной стипендии в 855 рублей, оставляя только на проездной. Мне жгуче его хотелось. Представляла, как буду фотографировать, у меня в голове носились замыслы…

И вот —купила. Мутилось в голове, от смятения даже разыгралась «гипа». Я стояла в кассу, раскалывая на зубах леденцы, и практически ничего перед собой не видела от радости. Человеку очень мало надо для счастья. Я снимала тогда всё подряд…

- Машка, здравствуй! Как тебе пробка в центре, каково, а? — Андрюха, ведущий специалист из техотдела, тоже, как и я, заядлый фотограф, весело алел ушами с морозу. — Сейчас твою выставку видел внизу. Это откуда фотки? Образно так, живо.

- Так это с детских благотворительных ёлок, весь декабрь же ездили подшефным соцучреждениям подарки развозить, — отвечаю, а у самой ширится внутри тёплый пузырь гордой радости. — Развлекалась, как могла. Дети — лучшие модели, им и притворяться не нужно.

…Доехав до своего этажа, я вышла из лифта и встала возле окна, чтобы переварить, усвоить внутри прибавляющуюся тихую радость. Когда всё хорошо, несмотря ни на что, настолько, что мелькает мысль — «За что мне это? За какие такие заслуги?». Плохо, когда этого не видишь, не замечаешь. Это неправильно, ребята. Видеть — необходимо.

И тогда будет счастье.

Маша Митасова

Оригинал статьи можно найти на Официальном сайте газеты ДиаНовости